В последнее время нарвитяне сталкиваются с тем, что представляющих их интересы в суде юристов не допускают к участию в процессах из-за плохого владения устным эстонским языком. Тех же юристов, что работают в Нарве уже не один десяток лет и участвовали во множестве судебных заседаний. Говорят о новых принятых на этот счет решениях.
«Первенцем» в применении изменений стал нарвский юрист Александр Гамазин. С ним мы и побеседовали.
Итак, Александр, что изменилось в законодательстве?
– Ничего. С 2006 года в этой части ГПК (Гражданский процессуальный кодекс — ред.) не менялся. Законодательство Эстонии, как одно из самых передовых в Европе, хорошо предусматривает соблюдение прав всех участников любого судебного процесса — уголовного или гражданского. В частности, права на как можно более быстрое и с наименьшими затратами рассмотрение судебных дел. В числе прочего в ГПК, разумеется, говорится, что языком судопроизводства является государственный язык, на нем ведутся заседания и протоколы. И как раз для обеспечения этого требования закона предусмотрено, что для любой из сторон процесса, не владеющей эстонским языком, суд может предоставить переводчика (по своей инициативе или по ходатайству стороны). И тогда все, что говорят стороны (независимо от их родного языка), попадает в протокол на эстонском.
Если у суда такой возможности нет, закон обязывает сторону найти себе переводчика. Еще в 2006 году судебных переводчиков было довольно много, все они одновременно были заняты редко, что позволяло проводить судебные заседания своевременно, без откладывания. Потом их начали сокращать, и теперь судебных переводчиков осталось буквально один-два, и они используются на судах по уголовным делам. Слушания по гражданским делам стали все чаще откладываться, чтобы стороны могли найти себе переводчика «на стороне». Сейчас в Нарве и Силламяэ имеется целый ряд таких «внештатных» переводчиков, которых мы, юристы, выступающие на судах договорными представителями, привлекали на почасовую работу.
В феврале нынешнего года я получил письмо от председателя уездного Вирумааского суда, а чуть позже, в этот же день, — еще от одного уездного судьи. В этих письмах, совершенно идентичных, говорилось о том, что я, Александр Гамазин, не имею права на ближайшем судебном заседании быть договорным представителем даже с переводчиком. Причина — я обязан общаться с судом на государственном языке.
Я написал возражение: способность общаться с судом действительно записана в статье 218 ГПК, но там речь идет конкретно о способности выражать свои мысли (к слову, не все юристы ею обладают), а не об общении на эстонском языке. Более того, описание требований к договорному представителю в ГПК также не содержит ни слова о знании госязыка — ему нужны необходимые знания, опыт для представления участников процесса и соответствующий диплом. Все. Больше ничего от договорного представителя законом не требуется.
Дополнительный момент: в законе прямо говорится о том, что договорной
представитель пользуется всеми правами представляемой стороны. А значит, он имеет право на подыскание себе переводчика. Об этом я тоже написал в своем возражении.
-
Я так понимаю, ваше возражение не возымело эффекта?
-
Да. Когда мы с клиентом пришли на процесс, судья, она же председатель уездного суда, объявила, что не разрешает мне быть договорным представителем. И добавила, что, если я хочу, могу остаться в зале в качестве советчика для своего клиента, то есть тихо что-то подсказывать, пояснять — без возможности подать ходатайство, задавать вопросы другой стороне, а самое главное – давать юридический анализ и правовые оценки в ходе заседания. В данном случае моей клиенткой была женщина 1951 года рождения, и я предположил, что она может просто не понять в моих подсказках каких-то терминов, перепутать статьи закона — язык-то у нас все же специфический.
Не говоря уже о том, что у меня с нею заключен договор именно на представление ее интересов, я не могу на время заседания приостановить этот статус, превратившись в какого-то шептуна. Однако судья настаивала, и в итоге судебное заседание превратилось в профанацию. Судья сама, вместо меня, что-то объясняла моей клиентке, спрашивала у нее, а пожилая женщина терялась, путалась в словах. И после того, как она не смогла юридически верно сформулировать причину подачи одного ходатайства, судья тут же вынесла определение об отказе в его удовлетворении.
– Александр, у вас есть понимание причин внедренных изменений при условии,
что в законе ничего не менялось?
– Ну, я уверен, что глава уездного суда подумала: «С какой стати он уже сорок лет
говорит в суде по-русски? Хватит!» Мне кажется, таким был ход мыслей. Кроме того, уже два года я публично критикую в прессе наших премьер-министра и министра внутренних дел, а также в ходе судебных процессов резко указываю судьям на своеволие присяжных адвокатов — но это узкий профессиональный момент, не слишком интересный общественности.
-
То есть вы считаете изменения направленными лично на вас, персонально?
-
Могу сказать определенно, что теперь это применяется ко всем нарвским юристам, не умеющим точно и правильно говорить в суде по-эстонски.
-
Что именно применяется, если, как вы говорите, нет ни официальных решений, ни постановлений?
-
Еще раз подчеркиваю: в законе ничего не изменилось за последние 18 лет. Я и написал Госсуду, что мне и обжаловать-то нечего. Если бы было постановление о моем отстранении — другое дело. Но для любого официального документа необходима ссылка на статью закона. А поскольку ссылаться не на что, постановление не выносят, и обжаловать нечего. Могу предположить, что имело место некое внутреннее распоряжение по уездному суду, рекомендация. И в таком случае, конечно, нарушается принцип независимости судей: председатель Вирумааского суда дает другим судьям, своим подчиненным, указание, как им поступать на заседаниях с конкретным нарвским юристом, то есть вмешивается в ход дела, которым сама не занимается. А это недопустимо по закону!
-
Вы полагаете, новые требования — личная инициатива Лийны Наабер-Кивисоо, главы уездного суда?
-
Ну, здесь я могу лишь строить предположения. Например, что решено таким образом ликвидировать избыток «русскости» в нашем регионе и нашей юридической сфере. На самом последнем заседании судья так и сказал в мой адрес: «Мы с вами в суде говорили по-русски, а теперь — другие времена». Так и записано в протоколе. Но это опять-таки свидетельствует об отсутствии независимости судей. Ведь Конституция прямо говорит, что судья руководствуется исключительно законом, а не сиюминутными переменами, указаниями «партии и правительства».
-
В Нарве сегодня много юристов, способных выступать в суде в качестве
договорных представителей? Как у них с эстонским языком? -
Таких юристов уже осталось немного, меньше десяти. С эстонским у большинства из них еще хуже, чем у меня, я хоть читать могу и что-то сказать или написать.
-
Как вы будете действовать дальше?
-
Одно возражение я уже написал. Теперь составляю второе, относительно одного из последних судебных заседаний, на котором происходило много всего удивительного, например, судья приостановил мои полномочия, о чем в законе ничего нет.
Так что я обращаюсь к председателю Госсуда, потом напишу канцлеру права, поскольку мы имеем дело с нарушением одной из статей Конституции, гласящей, что все люди равны в правах вне зависимости от языка. Я считаю, что мои права как договорного представителя нарушены, права моих клиентов тоже нарушены, ведь теперь, получается, им нужно, кроме меня, нанимать еще одного юриста — для судебных заседаний.
А есть еще международные нормы, прямо регулирующие работу, независимость и беспристрастность судебных органов. Они являются составной частью эстонского законодательства.
Надежда на справедливый исход есть. Если канцлер права действительно стоит на защите Конституции, иначе быть не должно.
P.S. Мы обратились к председателю Вирумааского суда Лийне Наабер-Кивисоо, попросив прокомментировать слова Александра Гамазина о «ликвидации избытка русскости» в регионе и его предположение о личной инициативе главы уездного суда. От ее имени ответила пресс-секретарь Кристи Эрлих: «Вирумааский уездный суд, как и все другие суды Эстонской Республики, организует свою работу на основании Закона о судах, который гласит, что судебное разбирательство и администрация в суде ведутся на эстонском языке (СТ § 5 (1)).
Председатель Вирумааского суда не может иметь в этом личной инициативы».
«НР»